Рассказ онлайн о неожиданных поворотах судьбы - "Тело": автор Елена Катрич

Все. Не могу больше. Это же просто какой-то эмоциональный капкан! Я резко свернула с парковой дорожки, с остервенением швырнула тяжелые сумки на землю, упала на холодную скамейку и закрыла глаза руками. Я даже видеть все это не могу – мутные серые облака, серые дома, серые деревья, угрюмые лица прохожих. И вся эта безрадостная картинка размыта слезами, которые бесконтрольно стекают по щекам на серое платье. Почему я стала покупать серую одежду? Ведь совсем недавно мой шкаф пестрил радужным разноцветьем. Почему краски исчезли из моей жизни? Почему мир стал даже не черно-белым, а одноцветным – серым? И душевная боль, как оказалось, тоже серого цвета. Тупик…

Господи, как холодно…. Сколько я тут сижу? На мокрое от слез лицо стали падать тяжелые дождевые капли, охлаждая разгулявшиеся эмоции. От этого странного смешения отвратительной погоды и чудовищной усталости в душе стал медленно разгораться крошечный огонь сопротивления. Ну, подождите! Я не собираюсь сдаваться! Так просто меня не возьмешь! Тупик – гениальный повод для того, чтобы смести, наконец, все преграды и вырваться из этого серого лабиринта на свободу.
Я сгребла мокрые сумки, расправила плечи и уверенной походкой начинающей фурии направилась к дому. Перед входом в квартиру глубоко вздохнула и пинком ноги распахнула врата в семейный ад. Мощная звуковая волна чуть не сшибла меня с ног – на полную громкость работают три телевизора, по ванной весело скачет неотбалансированная стиральная машина, венчает эту какофонию истерический лай соседского пса.

Из приоткрытой двери в гостиную раздалось:
– Дверь закройте! Идиоты безмозглые!
Надеюсь, мне адресована только первая реплика – в гостиной свекор смотрит футбол и отчаянно сквернословит. В жизни Эммануила Васильевича много лет назад произошли два судьбоносных события: в 15 лет он получил какой-то юношеский разряд по футболу и тогда же случайно столкнулся в раздевалке с самим Лобановским. С тех пор он дистанционно, лежа на диване, «тренирует» «Баварию» и «Манчестер Юнайтед», и его уверенность в том, что успех этих команд – его личная заслуга, непоколебима. Энергозатраты на эту неблагодарную и изнурительную миссию свекор компенсирует регулярным сном между матчами, обильной едой и пивом с таранкой.

Я осторожно прикрыла дверь и зашла на кухню, где моя свекровь, второй инквизитор доброй воли, выразительно натирала у мойки кастрюлю. Этот «праздник труда» всегда начинался одновременно с моим появлением в проеме двери и заканчивался в тот же миг, когда дверь за мной закрывалась.
– Я сегодня в гороскопе прочитала, что Вадюше рекомендуется в этом месяце полноценный отдых. Видишь, какой он стал нервный и раздражительный? – прочревовещала Серафима Адольфовна, громко стеная от усердия.

К гороскопам моя свекровь относится как к Святому Писанию. Уже и туристический журнальчик лежит на столе, открытый на нужной странице. Совершенно случайно, видимо. Ага, Мальдивы. Ну-ну, сейчас я ей устрою! Это ж на какие деньги, интересно знать,  она собирается сыночка везти на курорт? В этом святом семействе – свекор, свекровь и мы с мужем – работаю я одна. Два года назад родители моего Вадюни в одночасье уволились с работы и без объявления войны оккупировали нашу двухкомнатную квартиру. Под предлогом «помочь деткам». Уже на второй день я поняла, что преломить хлеб с бесцеремонными и конфликтными родственниками по-хорошему не получится. Теперь мне все время кажется, что меня хотят убить. Да я не о физическом уничтожении! Во мне ежечасно разрушают индивидуальность, убивают личность, причем, как пишут в протоколах, в самой извращенной форме и с особым цинизмом. Не буду утверждать, что делают они это намеренно, но механизм воздействия на мое эго действует с ужасающей  эффективностью – я превратилась в покорную медузу. Ну ничего, сейчас я им покажу.

– Я … не могу сейчас ехать в отпуск. У меня аврал на работе, – вместо запланированного сопротивления тихим затравленным голосом проблеяла я.
– Вадик спокойно может поехать с родителями, мы тоже давно не отдыхали, – ничем не выдав опасения провалиться сквозь землю, ответила Серафима Адольфовна.
– Да и Эммочке тоже не мешает отдохнуть. Наши в полуфинале проиграли. Он, бедный, совсем измотался.
   Ах ты ж туристка очковая, ах ты ж путешественница подколодная. Сейчас заору.
– Хорошо, я подумаю, где можно одолжить деньги, – прошептала я, сдала без боя территорию и капитулировала в спальню.
Уж здесь-то меня точно должны, – нет, обязаны! – понять и пожалеть. Я уже было схватилась за ручку двери, как вдруг услышала бодрый голос Вадика:
– Саня, сделаешь мне на завтра номер в гостинице за городом?
Да с любимой, с любимой. А с кем же еще?
Боже мой, я тут злюсь, обижаюсь, а он готовит мне сюрприз. И сказал, что любит…

Я осторожно приоткрыла дверь. Захожу – картина маслом. Вот он, мой герой из девичьих грез, лежит на диване, смотрит телевизор. Воспаленное сознание сразу обмякло и вытекло из глаз слезами умиления. Все-таки он невозможно хорош собой – широкие плечи, стройные крепкие ноги, гордый античный профиль. Натурщик от бога. И не только потому, что божественно красив, – его умению лежать в течение длительного времени совершенно неподвижно может позавидовать любой почетный караул. Вечером я его застаю ровно в таком же анабиозном состоянии, в каком оставляла утром, уходя на работу, – сантиметр в сантиметр! Подвижным остается только один палец, которым муж лихорадочно жмет на кнопки пульта. Футбол – три минуты, фильм – пять, новости – полторы. Лицо при этом не отражает практически никаких эмоций и отвечает любому настроению.

– Привет, – я кокетливо улыбнулась и почувствовала, как привычно учащается сердцебиение.
Вот сейчас он вспорхнет с кровати, обнимет, поцелует, а там….  Против природы не попрешь.  Попер!
– Почему ты всегда загораживаешь телевизор, когда я смотрю футбол? Кстати, можешь не готовить обед на завтра. Я уеду на целый день, мне работу предложили, – словно сухой веткой – наотмашь по лицу.
Любовь исчезла в 21:15. Я зафиксировала. Легким ветерком вылетела из груди, коснулась щеки, волос и выпорхнула из окна на волю. Еще теплилось восхищение от его дивной фигуры, еще память хранила восторженные воспоминания, но в душе уже зияла обидная и оскорбительная пустота. Огонь – дым – пепел. Как-то подозрительно спокойно я села за журнальный столик и стала доделывать отчет. Состояние называется «контролируемый шок». Только когда услышала рядом густой и уверенный храп, я забралась под одеяло, уткнулась носом в подушку и разревелась. Вот он и наступил, момент истины. Почему я раньше ничего не замечала? Почему я никогда никому не прекословила, почему и сегодня вела себя, как амеба бесхребетная? И что дальше? Череда серых опустошенных мгновений сложится в «Великую Серую Пустоту»?
– У тебя где зажигалка? – услышала я до боли знакомый голос.

Бессонница! Боже мой, как давно я ее не видела. Первым инстинктивным желанием было броситься к ней на шею. Но так стало стыдно после стольких лет разлуки предстать пред ней с опухшим носом и красными от слез глазами, что я вжалась в подушку, натянула одеяло до подбородка и притворилась спящей. Ведь она помнит меня совсем иной…

Впервые я встретила Бессонницу после нашей свадьбы. Ах, как она была хороша – в глазах страсть, платиновые волосы до пояса, белые кружевные чулочки на маленьких ножках. Спать не давала до самой зари. Явится среди ночи без приглашения и шепчет на ухо всякие глупости-нежности. Часок-другой даст нам отдохнуть и снова бесцеремонно звенит в спальне браслетиками на тонких запястьях. И какой там сон – сладкая бессонница!  А через несколько лет, когда в нашем семейном очаге стали появляться уверенные трещины, после долгих попыток достучаться до наших эмоций, Бессонница в одну прекрасную ночь поцеловала меня, опустошенную от напряжения и усталости, и исчезла не прощаясь. 
– Да ладно тебе придуриваться. Думаешь, я поверю, что ты спишь? – шуршала моим недописанным отчетом Бессонница. – Что это за бумажки, я тебя спрашиваю? Ты же талантливая художница! О тебе ведь в известных журналах писали! Вот скажи мне, на что ты променяла холсты и краски? На что ты душу променяла? А я знала, я знала, что ты забросишь живопись. Просто непостижимо – такой талант бросить к ногам  этого красавца. Устал он, видите ли! Он ведь всего два года натурщиком проработал в твоем институте и… улегся бревном поперек весеннего ручейка. Он же тебя не любил никогда!
– Да! Зато он красив, как бог! И живопись любит! – закричала я и резко села на кровати.
– Ясно. То, что давным-давно понятно всем окружающим, выясняется, для тебя – предмет отчаянной полемики. Какой-то дикий способ отрицания реальности – убеждать всех в том, что живопись для вас – общий предмет страсти и абсолютный приоритет. Ну и что? – все больше распалялась Бессонница. – Сумки тащишь с работы такие, что ноги по колено в асфальт вгрузаются. Вадюня твой уже три года не может свой организм от дивана оторвать, а ты бухгалтером работаешь в двух фирмах! А эта его самовлюбленность, граничащая с поклонением самому себе?! Это же абсолютное доминирование формы над сутью! Это просто тело!

Наконец я развернулась к Бессоннице лицом и… застыла в изумлении. Господи, кто это? Разве это та Бессонница, которую я знала? Та была похожа на фею, а эта…. Некогда роскошные волосы, от которых всегда исходил аромат изысканных духов, были коротко острижены и забраны в неаккуратный маленький пучочек. С остренького плечика свисает оторванная бретелька  ночной сорочки, ноги босые, лицо бледное, в руках – незажженная сигарета.
– Что это ты страшная такая? – от неожиданности я забыла, что собралась огрызнуться.
– На себя посмотри, дитя лунного света, – под глазами круги, щеки ввалились. О твои плечи поцарапаться можно! Я же практически твоя копия! А какие мы были, – добавила меду в голос экс-богиня любви, – куколки!  А теперь? Две нежные розочки в гербарий превратились. Дай зажигалку, я сказала!
– Идем. На кухне зажигалка. И... мартини, – добавила я обреченно.
Мы пошлепали босыми ногами на кухню. Тощие, злые, обманутые. Бессонница, с давних пор хорошо ориентировавшаяся в нашей квартире, достала бутылку и наполнила бокалы.
– Ты так мечтала о детях. Что, не сложилось? – осторожно заглянула мне в глаза.
– Вадик говорил, что ему надо сначала на работу устроиться, – одним залпом я выпила полный бокал вина.
– Понятно. Я уже и не спрашиваю, связала ли ты себе платье из живых орхидей, как мечтала, – Бессонница быстро пьянела. – А знаешь, что будет, если скрестить медведя с трепетной ланью? Ответ прост: лани уже не будет. Вот ты и исчезла.
Незаметно бутылка опорожнилась, на наших зеленых лицах зарделся нежный румянец, а в глазах загорелись шальные огоньки. Бессонница всунула свои худенькие ножки в мои кроссовки и встала у двери.
– Все. Я приняла решение: мы идем на реку писать рассвет. Бери краски. Давай-давай, буду тебя реанимировать. Это не твоя сцена. На свободу!

Свобода так свобода, и к черту подробности! Мы вышли в предрассветную темноту, обнялись и загорланили какую-то отвратительную песню с токсичной лексикой, игнорируя возмущенные взгляды дворников. Бессонница ужасно фальшивила и громко икала. По дороге мы кормили собак, приставали к милиционерам и безудержно хохотали.

Возле реки Бессонница, умывшись росой, мешком бухнулась в сторонке на траву, разбросала руки в стороны и, наконец, затихла, безучастно глядя на утренние звезды.
Рассвет… Какое это все-таки удивительное философское время. Во всем видится промысел Божий. В каждой росинке на паутине – источник вдохновения. Оглушающая тишина – до звона в ушах. Волны выплескивают на берег умиротворение и мудрые добрые мысли. Небо вот-вот окрасится в клубничные цвета, и легкие всполохи восходящего солнца опалят своими лучами вечность. Но солнца еще нет. Еще нет людей. И не появились еще на земле беды, расставания, измены, разлуки. И меня еще нет. Вот сейчас все только начнется! Вначале было… вдохновение. Я взяла кисть, краски и растворилась в таинственном пейзаже…

Через какое-то время отступила на пару шагов от мольберта, чтобы обозреть результат, и… задохнулась. Бред!  Это просто какой-то бред – пейзаж выполнен серыми и черными красками, гротескная изломанность грубых, резких линий страшит и пугает своей безысходностью. Шторм, молнии, черные птицы на фоне грозового неба. И ни одного цветного пятна!
Так горько я не рыдала лет с пяти.
– Я не вернусь домой. Не вернусь! Уйду в никуда, никого ни в чем не виня. Мне от прошлого ничего не нужно. Самое ценное – кисти и краски – со мной. Я не вернусь!
Я не вернусь! – как заведенная кричала я и растирала руками краски по лицу.
– Вам плохо? Не плачьте. Пожалуйста, не плачьте. Это просто вытесненная боль. Вы ведь рисовали не красками. Вы рисовали обидами и разочарованиями. Это хорошо, что вы расстались с этим, – рядом звучал тихий низкий голос, в котором было столько убедительной силы, что я как-то сразу успокоилась и открыла глаза.

Невысокий полноватый субъект – никакой услады взору – в нелепой яркой рубашке, примостившийся возле моих ног на корточках, гладил меня по плечу. Оказалось, это тот самый художник, которого мы встретили по дороге на реку.
– Андрей. Меня Андрей зовут. Я здесь живу, недалеко. Идемте ко мне. У вас… все лицо в краске. Я вас умою, а моя мама сварит нам прекрасный ароматный кофе. Только не плачьте, пожалуйста.

Больше всего на свете мне сейчас хотелось горячего кофе.  Я всхлипнула, улыбнулась и ухватилась за протянутую руку. И вдруг скорлупа, в которой я пряталась последние годы, с треском и грохотом лопнула и… взорвалась калейдоскопом красок. Не отпущу эту ладонь! Если он сейчас попытается ее отдернуть, ему придется вызывать службу спасения. Но, похоже, Андрей и не собирался этого делать. За двадцать минут пути к его дому серая пустота внутри и вокруг заполнилась смыслом и светом. И цветом!
– В моих работах еще вчера тоже преобладал серый цвет. Только когда я увидел твою картину и прикоснулся к твоему плечу, мир почему-то вокруг стал разноцветным. Видимо, наши спектры наложились и полностью совпали. Никакого диссонанса. Думаешь, так не бывает? Перед рассветом бывает!  

Я завороженно слушала его спокойную речь, упивалась совпадением мнений, тонким юмором, а сама моделировала ситуацию. Вот сейчас мы зайдем к нему в дом, а его мама – интеллигентная, приветливая – сварит нам кофе. Мы сядем в саду под яблоней и будем говорить о живописи…
У двери Андрей еще крепче сжал мою ладонь и прошептал на ухо:
– А знаешь, ты ошеломляюще талантлива и обворожительно красива.
В доме уже никто не спал. В ванной добросовестно гудела стиральная машина, в гостиной футбольный комментатор бодрым голосом возвещал о начале второго тайма.
– Андрюша, ты уже пришел? – донеслось из кухни.
– А я только что прочитала в гороскопе, что тебе в этом месяце необходим…
– Бежим! – захохотала я, – бежим на Днепр! Скорее! Там Бессонница одна осталась.
Всю дорогу я утирала слезы, а Андрей пытался понять, что меня так рассмешило.
– Это совсем не важно, – смеялась я.
– В жизни нет ничего важнее неважного, – отвечал он.
– Так было вчера, а сегодня все это не имеет ровно никакого значения.

Днепр нас ждал. Днепр умеет ждать! Небо из плодово-ягодного стало молочно-кремовым и кокетничало, поигрывая эротичными фигурками облаков. Мы установили чистые холсты на подрамники и договорились не подглядывать друг к другу.  
Первый раз в жизни я не думала над философским подтекстом и не пыталась определиться с жанром. Картина получалась наивная до примитивизма. Это были мои детские рисунки, подкорректированные кистью опытного мастера. Вот добротный светлый дом на холме у тихой реки. Вот роскошный сад, цветущий и плодоносящий одновременно – вопреки всем законам природы. А вот олени из моих детских сказок. Все анимировало и приходило в движение – бабочки порхали над невиданными цветами, жужжали пчелы, танцевала нереально яркая радуга. Но первыми на картине появились два пухленьких малыша, играющие у дома в какую-то незамысловатую игру. Мальчик и… мальчик. Ну, вот и все. Мечту пригвоздила к полотну в ожидании реализации.

Я положила кисть, подошла к Андрею и посмотрела на его холст. В оцепенении я застыла и смотрела широко раскрытыми – то ли  от удивления, то ли от мартини – глазами на его картину. Боже мой, те же олени, та же радуга и тот же светлый дом, у которого стоит худенькая женщина в платье из живых цветов орхидеи. А на траве у ее ног играют два малыша – мальчик и… мальчик.
Андрей улыбался и все повторял:
– Я тебя не отпущу в твое прошлое. Я уже без тебя не смогу. Ты в один миг каким-то непостижимым образом раскрасила мою бесцветную жизнь.
Неудержимая радость захлестнула. Произошло нечто вроде короткого замыкания, помрачения – я осела на песок и попыталась отдышаться. Так, наверное, выглядит удар судьбы.

«Влюбилась, влюбилась», – кривлялась позади меня не совсем протрезвевшая Бессонница.
А и правда, влюбилась. И только сейчас поняла, что случилось это со мной впервые в жизни. Я прислонилась щекой к совсем не атлетическому плечу Андрея, посмотрела, счастливо щурясь, на уже высоко поднявшееся над рекой солнце, а потом упала возле Бессонницы на сочную траву и мгновенно уснула.
Пока Андрей дорисовывал картину, а я пребывала во власти цветных снов, Бессонница гладила меня по волосам и, хитро улыбаясь, приговаривала:
– Спи, спи, дурочка. Все ты правильно сделала. Это просто круговорот любви в природе. Спи. Отсыпайся. Что-то мне подсказывает, что тебя снова ждут бессонные ночи. И сладкая бессонница…

Елена Катрич

_{фото shutterstock}

_{Женский рассказ онлайн}